Я примечаю, как он косится на Древня, и думаю: «Все врет». А Древень посмотрел на него медленно-медленно — тот чуть в землю не вдавился. Потом Древень говорит: «Кха, кхм, а я тебя давно поджидаю, сударь ты мой Гнилоуст. — Тот совсем съежился и ждет, что дальше будет, а Древень-то: — Гэндальф уже побывал здесь, я все про тебя знаю и знаю даже, куда тебя девать. Гэндальф сказал, чтоб все крысы были в одной крысоловке. Давай поспешай. Хозяин Изенгарда теперь я, а Саруман сидит у себя в башне. Ступай к нему, раз у тебя такие неотложные вести».

«Пропусти меня, пропусти! — воскликнул Гнилоуст. — Я дорогу знаю».

«Раньше ты ее знал, это конечно, — сказал Древень. — Но теперь там трудновато пройти. Впрочем, ступай посмотри!»

Гнилоуст поплелся под арку, мы шли за ним следом. Миновал он туннель, огляделся, увидел загаженную грязную топь между стенами и Ортханком и попятился.

«Отпустите меня! — заныл он. — Отпустите! Вести мои запоздали!»

«Что правда, то правда, — сказал Древень. — Но тебе предстоит выбирать: либо полезай в воду, либо оставайся со мной, подождем Гэндальфа и твоего государя. Что тебе больше нравится?»

Тот как услышал о государе, задрожал и сунулся было в воду, но отпрянул.

«Я не умею плавать!» — проскулил он.

«А там неглубоко, — сказал Древень. — Вода, правда, гнилая, но уж тебя-то, Гнилоуста, она не осквернит. Ступай вперед!»

И несчастный подлец погрузился в жижу почта по горло; сначала брел кое-как, потом схватился за бочонок, не то за доску. Древень проводил его.

«Добрался-таки, — сказал он, вернувшись. — А полз по ступеням и лязгал зубами — ну крыса крысой. В башне сидят, как сидели: оттуда высунулась рука и затащила его внутрь. Наверняка его встретили по заслугам. А я пойду обмоюсь от этой гнуси. Если кому понадоблюсь, я на северной окраине, а то здесь и воды-то чистой не сыщешь: ни тебе напиться, ни умыться, а онту без этого никак нельзя. А вы, зайчатки, вот что: побудьте-ка у меня привратниками. Тут ведь такие гости ожидаются — не кто-нибудь, а сам хозяин ристанийских угодий! Вы уж его привечайте, как у вас положено. Едет он тем более с победою: войско конунга одолело орков в кровавой битве. Нешто простой лесной онт сообразит, как его надо чествовать? Вы-то небось лучше нашего знаете людские словеса и обычаи. Много перебывало государей в зеленых ристанийских степях, а я не то что языка их не знаю, а и самые имена позабыл. Им, наверно, нужна будет людоеда. Позаботьтесь, поищите, чем не стыдно угостить конунга». Ну, мы что могли, то сделали. Но хотел бы я все-таки знать, кто этот Гнилоуст? Неужто он и правда был советником конунга?

— Был, — подтвердил Арагорн. — А заодно шпионом Сарумана, его главным соглядатаем в Ристании. Судьба его, впрочем, не пощадила: ему привелось увидеть поверженным в прах то величие, которому он поклонялся, и пережить крушение всех своих упований. Казалось бы, он довольно наказан, однако худшее у него впереди.

— Да уж едва ли Древень запихал его в Ортханк по доброте душевной! — сказал Мерри. — Очень он угрюмо посмеивался, когда пошел купаться и пить водичку. Ну а мы принялись не покладая рук ворошить плавучий хлам да по каморкам копаться. Нашли мы целых три незатопленные кладовки, и вдруг на тебе — явились онты от Древня, да и забрали все чуть не подчистую.

«Нам, — говорят, — нужна людоеда, чтоб хватило на двадцать пять человек». Так что, как видите, все поголовно подсчитаны, вы в том числе. Но вы не огорчайтесь, что остались: мы себя не обидели, смею вас уверить. А выпивки онты и вовсе никакой не взяли.

«Пить-то они что будут?» — говорю я им.

«Известно, что, — отвечают, — изенскую воду, она и для онтов, и для людей вполне годится». Наверняка, впрочем, онты состряпали из родниковой воды какой-нибудь свой напиток и Гэндальф вернется с курчавой бородой. Словом, они отвалили, а мы, вконец усталые и голодные, давай отдыхать и кормиться. Внакладе-то мы не остались: усердствовали в поисках людоеды, а нашли такое, о чем и мечтать не смели. Пин притащил эти бочонки с клеймом Громобоя, напыжился и говорит: «Поевши и подымить не грех». Ну вот и сказка вся.

— Да, теперь все разъяснилось, — одобрил Гимли.

— Неясно одно, — задумчиво сказал Арагорн, — как хоббитское зелье попало из Южного удела в Изенгард. Что-то я этого в толк не возьму. Положим, в Изенгарде я прежде не бывал, но уж пустынные края между Хоббитанией и Мустангримом исходил вдоль и поперек. Дороги там позаросли, места опасные, товары не возят. Видно, были у Сарумана тайные поставщики из хоббитов. Что ж, гнилоусты водятся не только в золотом чертоге конунга Теодена. Там на бочонках дата не обозначена?

— Обозначена, — сказал Пин. — Сбор тыща четыреста семнадцатого, прошлогодний, значит, то есть, виноват, уже позапрошлогодний, хороший был сбор.

— Ну, пока что он свои лиходейские затеи поневоле отложит, да и нам, по правде, нынче не до них, — сказал Арагорн. — А все ж таки скажу-ка я об этом Гэндальфу: пустяки тоже упускать из виду не след.

— Что он там застрял, хотел бы я знать, — сказал Мерри. — Время уж за поддень. Идемте прогуляемся! Вот тебе, Бродяжник, и представился случай побывать в Изенгарде, только виды там сейчас незавидные.

Глава X

КРАСНОРЕЧИЕ САРУМАНА

Они прошли разрушенным туннелем, выбрались на каменный завал, и перед ними предстала черная громада Ортханка, ее окна-бойницы угрюмо и грозно обозревали разоренную крепость. Вода почти совсем спала. Остались замусоренные, залитые водой ямины в мутной пене, но большей частью дно каменной чаши обнажилось, являя взору кучи ила, груды щебня, почернелые провалы и торчащие вкривь и вкось столбы. У щербатых закраин громоздились наносы, за стенами виднелась извилистая, заросшая темнолохматой зеленью лощина, стиснутая высокими горными отрогами. Со стороны северного пролома к Ортханку приближалась вереница всадников.

— Это Гэндальф и Теоден с охраной, — сказал Леголас. — Пойдем к ним навстречу!

— Только поосторожней! — предупредил Мерри. — Плиты разъехались: того и гляди, оступишься и провалишься в какую-нибудь бездонную шахту.

Они пробирались по расколотым, осклизлым плитам бывшей главной дороги от ворот к башне. Всадники заметили их и подождали, укрывшись под сенью огромной подбашенной скалы. Гэндальф выехал им навстречу.

— Мы с Древнем основательно побеседовали и о том о сем договорились, — сказал он, — а все прочие наконец-то хоть немного отдохнули. Пора и в путь. Вы тоже, надеюсь, удосужились отдохнуть и подкрепиться?

— Еще бы! — отозвался Мерри. — Подымить и то удосужились — для начала и напоследок. Мы теперь даже на Сарумана не очень сердимся.

— Вот как? — сказал Гэндальф. — А я все-таки сержусь, тем более что с ним-то как раз и придется сейчас иметь дело. Разговор предстоит опасный, а может, и бесполезный, но неизбежный. Кто хочет, пошли со мной, но глядите в оба! Учтите, тут не до шуток!

— Я-то пойду, — сказал Гимли. — Охота мне толком на него поглядеть и сравнить с тобой: будто уж вы так похожи?

— Не многого ли захотел, любезнейший гном? — сказал Гэндальф. — Если Саруману понадобится, ты его от меня ни за что не отличишь. И ты думаешь, у тебя хватит ума не поддаться на его уловки? Ну что ж, посмотрим. Как бы он только не заартачился: чересчур уж много собеседников. Онтам я, правда, велел на глаза не показываться; так что, пожалуй, он и рискнет.

— А чего опасного? — спросил Пин. — Стрелять он, что ли, в нас будет, огнем из окон поливать или околдует издали?

— Да, наверно, попробует околдовать в расчете на ваше легкомыслие, — сказал Гэндальф. — Впрочем, кто знает, что ему взбредет на ум и что он пустит в ход. Он сейчас опасней загнанного зверя. Помните: Саруман — коварный и могучий чародей. Берегитесь его голоса!

Черная скала — граненое подножие Ортханка — влажно поблескивала; ее чудовищные острые ребра, казалось, только что вытесаны. Несколько щербин да осыпь мелких осколков напоминали о бессильной ярости онтов.